Ффух, я закончила перевод и печать этого фика.
Так что, ПЧ, дозо^^
часть 2
«Казуя…» попытался начать Джин, но тут же замолк, осторожно подбирая слова. Где-то глубоко, он был обеспокоен мрачным выражением лица Казуи, когда они обедали, но подумал, вдруг это то, о чем Казуя не хочет с ним разговаривать. Сам факт, что было нечто, беспокоящее парня и неизвестное ему – хотя Джин знал, что не имеет права вмешиваться в его жизнь после того, как не принимал в ней участия несколько лет. Джин даже не был уверен, что Казуя все так же думает о нем, как той зимой, когда они встретились и нашли утешение друг в друге.
«Джин?..» голос Казуи был обеспокоенным.
«Ты…в порядке?» Джин все же собрался и задал вопрос, и проблеск печали пробежал по чертам парня, уклончиво отведшего взгляд на приборную доску, не в состоянии дальше смотреть на Джина.
«Я…» тихо пробормотал он, слегка закусывая губу. «Я собираюсь скоро лечь на операцию». Он действительно не собирался рассказывать Джину о своих планах на операцию, но в глубине сердца знал, что Джин имел право знать, если он хочет увидеть его снова. Он просто не хотел его беспокоить.
«Ты..что?»
«Я думал об этом и раньше…когда врач первый раз предложил мне операцию, у меня не хватило смелости пройти через это, когда я был младше, пока я не встретил тебя», он впервые говорил об операции как лечении своей болезни сердца - тогда он был в средней школе. Процент успешности операции был очень низок в Японии, поэтому он не мог набраться храбрости. После всей той моральной поддержки от Коки и семьи, а также всех друзей, которыми он был благословлен, кто понимал его состояние и присматривал за ним, он стал бояться потерять все, что имел и, наконец, обрел – любой день потенциально мог стать последним. Родители все также были против операции, крича на доктора за предложение подобной вещи молодому парню. Но после того, как Джин вернулся на каток, несмотря на то, что не был полностью готов, Казуя, имея множество страхов и сомнений, все же начал пересматривать решение об операции.
«Операция опасная?» неохотно спросил Джин, наполовину не желая знать ответ. Если его родители позволили делать ему, все что он хочет, это должно было быть очень серьезным. И Джин был расстроен в первую очередь из-за того, что родители Казуи разрешили ему операцию.
«Процент успеха намного ниже 50% в Японии….»
«Почему…» Джин пытался справиться с голосом, несмотря на смятение, окутавшее его сердце. Почему сейчас? Почему Казуя собрался рисковать всем, что имел? Если быть честным, Джин прекрасно сознавал, что думает эгоистично, потому что боялся потерять парня после того, как обрел его вновь. Этот же страх Джин чувствовал, когда мать начала кататься снова, и он знал из громких споров родителей, что она рискует своей жизнью.
«Я боюсь умереть…» еле слышно прошептал Казуя, слезы были в уголках глаз. «Я боюсь этого, если….продолжу убегать. Я даже…не знаю, когда умру. Это может быть сегодня или завтра. Если …у меня есть хоть малейший шанс…почему не воспользоваться им, чтобы нормально жить дальше?» горячие слезы, что он сдерживал, покатились по щекам. Несмотря на ободряющую улыбку Казуи родителям на согласие на операцию, он никогда не показывал свою неуверенность Коки и друзьям, хотя он был напуган. Он действительно, действительно боялся операции, но больше всего он боялся смерти, того, что никогда больше не увидит любимых семью и друзей, потерять Джина. Поэтому, несмотря на свои страхи, возникшие внутри него, он хотел сделать это – если он не согласится на операцию и предоставит все случаю, он всегда будет бояться за свое здоровье. А он больше не хотел быть обузой. Он хотел встретиться лицом к лицу со своими страхами и вновь обрести жизнь, так же, как это сделал Джин.
Без слов, Джин обвил руки вокруг молодого человека, прижимая его ближе, словно боялся, что он исчезнет. Гладя его спину круговыми движениями, Джин шептал слова ободрения, «Все будет хорошо», несмотря на то, что он не был уверен, кого успокаивает – Казую или себя самого. Через некоторое время Казуя успокоился, отстраняясь от Джина, чтобы вытереть слезы рукавом и показать ему, что все хорошо.
Открыв дверцу машины и выходя, Джин заставил себя слегка улыбнуться парню, так много значившему для него. Казуя смущенно улыбнулся в ответ, вспомнив, как Джин провожал его домой несколько лет назад. Повинуясь порыву, Казуя обнял его, скучая по уюту его сильных рук. «Я увижу тебя снова?» пробормотал он в его грудь. Вместо ответа, Джин отстранился от тела, прижавшегося к нему, наклонился и несколько раз коротко, но сладко поцеловал его. С неохотой оторвался от губ парня, подавляя желание целовать его больше и больше, зная, что не сможет остановить себя. Казуя залился румянцем от этих поцелуев, так как втайне хотел их, но не посмел бы попросить. Он спрятал горевшее лицо в шарф и опустил глаза, смотря на ноги.
«Дай мне свой телефон».
Вытащив оранжевый телефон из кармана, Казуя с любопытством передал его Джину. Тот быстро ввел свое имя и номер в телефон Казуи перед тем, как послать себе сообщение, чтобы он смог занести его имя в собственный телефон. Он отдал телефон обратно, победно улыбаясь, что все же смог достать номер Казуи: «Я напишу тебе…»
Получив сотовый обратно, Казуя счастливо кивнул, что Джин хочет быть с ним на связи. Джин открыл дверцу автомобиля со стороны водителя перед тем, как внезапно остановиться и обернуться: «Может есть что-то, что ты хотел бы сделать вместе? Я хочу отвезти тебя в одно место…Мне было интересно…»
Молча раздумывая, Казуя сжал губы, пытаясь выстроить в длинный список все те места, какие он хотел посетить вместе с Джином. «Я хочу покататься?» спросил он, вспомнив свое обещание, что не будет кататься снова. Казуя действительно не возражал посмотреть на то, как скользит по льду Джин, а он бы сидел и смотрел, потому что он любил видеть Джина на коньках. Этого было бы больше, чем достаточно, даже несмотря на то, что его родители купили ему пару коньков, которые он еще не надевал.
После принятия решения перенести операцию, родители стали еще больше опекать его, но начали позволять ему жить так, как он хотел. Его мать извинилась перед ним, всхлипывая, что они должны были осознать раньше, что он живой человек, что Казуя должен наслаждаться жизнью, так же, как и остальные дети. Но хотя и были времена, когда он чувствовал себя расстроенным, что ему запрещают делать то, что он любит, он всегда ценил заботу родителей о нем.
«Я возьму тебя на каток, когда твоя операция будет закончена. Я хочу кататься с тобой, чтобы ты не только наблюдал», мягко отказал Джин, по-доброму улыбаясь, как если бы он попросил что-то еще.
Широко улыбаясь в предвкушении, Казуя кивнул, довольный, что Джин по-прежнему может читать его, как книгу, «Тогда я…я хочу поехать к океану».
«Зимой?» уточнил Джин скептически, тихо вздыхая. «Если бы это был кто-то другой, я бы сказал, что он сумасшедший», выдохнул он, заставив Казую нервно рассмеяться, раздумывавшему хорошо это или плохо.
«Ты свободен завтра?»
«Завтра? Думаю, да…» Казуя перебрал все в своей памяти, чтобы быть уверенным. Вообще он собирался провести Рождество дома с семьей. Но завтра его родители собирались на Рождественское свидание, чему он завидовал - отмечать двадцатилетие совместной жизни.
«…У меня завтра тренировка, но приходи посмотреть, потом я отвезу тебя к океану. Если тебя это устраивает», смущенно пригласил его Джин, зная, что он, несомненно, приглашает Казую на свидание, ведь завтра канун Рождества, день для влюбленных. Казуя покраснел и кивнул, счастливый, что проведет этот день с Джином.
«Я заеду за тобой утром, в 8.30» Тренировка начиналась в 9 часов утра в Шибуе, но, зная, что эти двое со своими пристрастиями к вечеринкам, возможно, будут мучаться похмельем и проспят. Может быть, он даже приедет раньше всех, хотя бы один раз.
Дом Каменаши, Канун Рождества
Ранним утром Джин подъехал к дому Каменаши, чтобы забрать Казую, который все еще не был готов, потому что Джин приехал на 15 минут раньше, что было весьма необычно для него, всегда опаздывавшего от 10 минут до получаса. Казуя торопливо натянул куртку, только что изменив выбор с мягкого, мехового жилета, который он надел сначала.
«Казуя, ключи, сотовый и бумажник с тобой?», уточнила мать Казуи, Аяко, выходя из кухни прямо перед тем, как Казуя собрался выйти из дома. Казуя похлопал по карманам, удостоверяясь, что с ним все, что нужно.
«Да, все со мной», заверил он с возбужденной улыбкой на губах. Джин торопливо поклонился Аяко, мягко улыбнувшейся и поклонившейся в ответ, перед тем как отвести Казую к машине и открыть ему дверь, несмотря на протесты парня, что он не девушка. Аяко лишь слегка улыбнулась тому, каким полным жизни выглядит ее сын сегодня. Она закрыла дверь, счастливо напевая и возвращаясь на кухню, где ее муж терпеливо ждал завтрака.
«Баканиши! Ты опять опоздал!» закричал Ре, когда Джин зашел в Shibuya Stating Arena. Казуя спокойно нашел себе место на свободной скамейке и забавляясь смотрел на виновато-щенячье выражение на обычно невозмутимом красивом лице Джина. Нишикидо Ре, очевидно, имел острый язык не только на камере, но и за ее пределами, что он нашел довольно забавным.
«Я думал, вы оба спите, мучаясь похмельем!» крикнул Джин в ответ так же громко, злобно смотря на его лицо, говорящее: «Ты болван?». Конечно же, он не был дураком.
«Ты действительно думал, что мы так напьемся, когда у нас тренировка ранним утром?» спросил Пи риторически, вытягивая ноги на свободную скамью. По правде, оба они, и Пи, и Ре, прибыли около тридцати минут назад, предполагая, что Джин как обычно опоздает, но никто из них не позволил бы Джину узнать, что они ждут его только 15 минут вместо целого часа.
«Ты единственный, кто так поступает!» желчно добавил Ре, скрещивая руки. Несмотря на поездку в Shibuya Excite сразу после соревнований, ни один из них не пил больше одного алкогольного напитка, налегая на безалкогольные. В отличие от Джина, который обычно пил всю ночь, когда ходил вечеринки вместе с ними, хотя и не соревновался тогда, и поэтому меньше беспокоился о том, что будет утром.
«Хорошо, хорошо…Я извиняюсь за опоздание», кисло проворчал Джин, делая короткие упражнения на растяжку, затем сел на скамью, чтобы поменять коньки, замечая, что он наделал узлов во время разминки. Хотя Пи и Ре все еще разминались - уже делали повторную растяжку - оба они были в коньках и любезно ждали его, хотя оба не признавали этого.
«Итак…Кто эта сеньорита?» поинтересовался Пи громко, пока ждал, забавное выражение скользило в его чарующих чертах, при виде смущенного Джина, когда он назвал парня «Сеньоритой». Джин, что, не видит, как это все явно?
«Меня зовут Каменаши Казуя…»представил сам себя Казуя с коротким поклоном, видя обеспокоенное выражение на лице Джина. «Мне нравится смотреть на фигурное катание, и Джин позволил мне поехать с ним», объяснил он, заставляя себя улыбнуться, несмотря на пытливый взгляд парня.
Пи довольно улыбнулся, «Мое имя Ямашита Томохиса…Можешь звать меня Пи». Казуя колеблясь пожал руку, предложенную ему, слегка краснея от того, что жмет руку знаменитому фигуристу, которого раньше видел лишь по телевизору и в журналах. В жизни Пи был еще красивее, если это только возможно, и вежливым в беседе, так что Казую не удивило, что у него столько преданных поклонников. «А это Нишикидо Ре», представил он вместо Джина, и Ре вскинул руку в знак приветствия особого гостя.
Сам того не сознавая, Джин скрежетал зубами от ревности из-за повышенного внимания Казуи к его лучшему другу. Он напрочь забыл, что Казуя был поклонником Пи, и что Пи был одним из тех, кто тренировался вместе с ним. Джин дернул шнурки на своих коньках и поспешно зашнуровал их. Немедленно встал, чтобы присоединиться к своим друзьям на льду и отвести лучшего друга подальше от Казуи.
«Хороший улов...Он довольно милый», поддразнил Пи с улыбкой знатока, когда Казуя уже не мог слышать их.
Джин гневно посмотрел на него: «Держись от него подальше, Пи! Он мой!» Все трое знали, что Пи был бисексуалом и встречался как с девушками, так и с парнями. Даже Джин не пускался во все тяжкие в дни своих загулов так, как это делал Пи, но были недели, когда Пи приходил домой с разными людьми каждый день, просто потому, что у него было плохое настроение. Чего Джин не мог понять, как Пи умудрялся сохранять дружеские отношения со всеми, с кем провел ночь. Эти привычки Пи нисколько не беспокоили Джина, но внимание, которое он уделял Казуе, Джин расценивал как удар кулаком в его лицо.
Ре покачал головой осуждающе: «Вы оба хороши…Не удивительно, что вы лучшие друзья». Лично Ре проявлял интерес к состоявшимся женщинам со зрелой, естественной красотой, хотя возрастной предел был на десять лет старше его. Он не мог терпеть кукольных девочек, которые вели себя как избалованные дети, требующие от него все подряд, а мужчины были не интересны ему вне всякого сомнения! Если бы ему было хоть чуть-чуть любопытно, как чувствуют себя парни во время секса, то он уже наслушался разговоров Пи о своих проделках, и ему было этого достаточно, чтобы не ступить на этот путь.
Казуя мечтательно наблюдал, как Джин вырисовывал рисунки на льду, встречаясь с Пи и Ре в замысловатых дорожках. После приземления из безупречно выполненного Акселя, Джин поехал к нему. «Можешь передать бутылку с водой?», спросил он, указывая на открытую сумку позади Казуи. Порывшись, Казуя наконец выудил черную бутылку и передал Джину.
«Мне жаль, что ты только сидишь…Тебе не скучно?» поинтересовался обеспокоенно Джин, размышляя над тем, чтобы дать Казуе денег на мороженое из автомата. Тот сразу же покачал головой: «Нет, я люблю смотреть…Так редко можно увидеть тренировки по телевизору, не говоря уже о живом исполнении».
Джин понимающе кивнул, отдавая бутылку обратно Казуе и наклонившись к нему. «Только не смотри на Пи так долго…Я ревную», прошептал он на ухо Казуи, прежде чем отъехать назад к друзьям. Покраснев от собственничества Джина и от того, что все еще чувствовал его дыхание на своем ухе, Казуя сел обратно, смотря на бутылку в руках. Он удивился бы, если бы Джин знал, что он испытывает к нему, когда обращается с ним так, как будто хочет защитить.
С трудом где-то через час, три фигуриста вернулись на трибуны один за другим, давая понять, что тренировка окончена и прошла гладко, несмотря на то, что Ре и Джин начали соревноваться, кто кого обгонит на катке, пока Пи не начал ругать их и говорить о низком уровне их интеллекта. Поскольку тренировка закончилась ко времени ланча, Пи пригласил всех пойти в магазин якинику, что поблизости от него и Ре. Ре начал объяснять Казуе, как блюда в Осаке отличаются в лучшую сторону, потому что корейцы в Осаке были теми, кто представлял утонченность в Японии, но Джин кинул на Казую извиняющийся взгляд и отверг предложение парней, потому что у них были другие планы.
«Казуя, можешь подать корзину позади тебя?» отвлеченно спросил Джин, минуту спустя как они начали выходить с арены. Его палец указывал на корзину для пикника с белой кружевной отделкой – корзиной его матери, которую она всегда использовала для семейных вылазок, а потом собирала пыль в кабинете.
«Корзину?» Казуя обернулся в поисках корзины, о которой говорил Джин, так сильно, как ему позволял застегнутый ремень безопасности, и обнаружил нечто, выглядевшее как корзинка для пикника, на заднем сиденье за Джином. Он попытался дотянуться до нее, но его руки не хватало, чтобы коснуться ее. Как только они остановились на светофоре, Казуя быстро отстегнул ремень и наклонился, чтобы схватить корзину. Как раз вовремя - загорелся зеленый, и Джин снова поехал, обеспокоенно глядя на него.
Удивляясь, что Джин мог положить внутрь корзинки, Казуя с любопытством открыл крышку и увидел прозрачные контейнеры с упакованными сэндвичами. «Ты сделал…их сам?» изумленно спросил Казуя, вынимая бутерброды. Одна упаковка была с ветчиной, а также с яйцом и свиными котлетами в других.
«Спросил у нашей горничной, как их сделать», нервно рассмеялся Джин, вспоминая, как их седовласая горничная Юкико помогала делать ему свиные котлеты. Он сполоснул руки после того, как обсыпал панировочными сухарями свинину, но не вытер их, перед тем как опустить свинину в масло. Поэтому оно начало стрелять в Джина, раз руки были влажными. И это было только началом их приключений на кухне с готовкой – они провели всю ночь и утро, делая сэндвичи, которые Джин хотел приготовить сам, без ее помощи, настаивая на этом. Он ругался практически беспрерывно, даже когда резал ножом, потому, что держал его неправильно и держал лезвие в опасной близости от своих пальцев. Все же Юкико помогла ему без жалоб, счастливая от того, что молодой хозяин наконец-то нашел девушку, ради которой прошел через столько трудностей.
Открыв пластиковый контейнер, Казуя счастливо вытащил сэндвич с ветчиной и начал уплетать, хотя в нем было слишком много горчицы, и поэтому он был слишком острый. И, несмотря на то, что сэндвичи были далеко не идеальны, Джин сделал их сам, для него, с любовью – и это было куда лучше, чем якинику или что-либо еще, что он ел в мире. Этот жест даже больше помог ему понять - ведь он знал, что Джин не из тех, кто готовит. Мельком он подумал, а будет ли у него шанс готовить рядом с Джином?
«Хмм?» удивился Казуя, медленно жуя необычную субстанцию.
«Что не так?» обеспокоенно спросил Джин, думая, что ему бы следовало попробовать первому. Он мог поклясться, что когда упаковывал еду, она выглядела вполне съедобной. Он вздохнул про себя, может, Пи был прав и его готовка опасна для здоровья.
«Обжигает…» Казуя ел, одновременно смеясь, свиная котлета была более хрустящей с одной стороны, так как было зажарено до черной корочки. Джин облегченно рассмеялся, что Казуя хихикает, и стал есть бутерброд с яйцом и салатом, который он передал ему.
«Мы приехали», провозгласил Джин через полтора часа, выключая двигатель. Открыв дверцу в возбуждении, Казуя почти выпрыгнул из машины. Джин глубоко вздохнул - от парковки вела длинная дорожка к месту, которое он хотел показать Казуе. В этом месте, известном как Эносима, не было кратких путей, несмотря на огромное количество туристов. Этот путь или другой – все равно дорога будет длинной, но он искал более легкий путь.
Тем не менее, Казуя казался совершенно довольным, через пять минут прогулки от ржавеющего бронзового Тори(6) к дороге, ведущей к улочке с магазинами, где Казуя попробовал соленья, которые они купили, одни для родителей, которые доверили Джину быть за старшего и присматривать за Казуей. Позади рядов с магазинами было ярко-красное здание, Эносимский Эскар, где Джин купил билеты в автомате, похожем на те, что были станциях Токио. Позже Казуя узнал, что Эскар был сокращением от «эскалатор», который доставил их на вершину холма без всяких лестниц – Джин боялся, что они утомят его. Объезжая храм, заполненный толпой, Джин повел Казую ко второй станции Эскара, но перед этим они остановились перед огромным деревом с храмовыми канатами, обвязанными вокруг ствола снизу. Священные деревья окружали две красные доски с множеством розовых деревянных табличек, развешанных от них. Джин купил одну табличку у служительницы храма, на которой с одной стороны было написано: «Пусть богиня Эносимы укрепит вашу любовь». На обратной стороне дощечки Джин написал их полные имена и начеркал что-то ниже маркером, но он спрятал табличку от Казуи так, что тот не видел, что же это была за надпись. Довольно улыбнувшись, он подвесил кусок дерева на свободное место на красной ленте и сложил руки вместе для короткой молитвы, а потом взял парня за руку и повел его к следующей станции.
Вместо осмотра с смотровой площадки, Башни Эносимы, чем Казуя слегка был разочарован, хотя он немедленно воспрял духом, когда Джин быстро сказал ему, что хочет привести его на башню ночью, чтобы показать красивую рождественскую иллюминацию. Они перешли на боковую дорожку и стали спускаться к береговой линии, известной как Берег Чигога, где берег был сделан из скалистых образований, что были последствием Великого землетрясения Канто. Это вызвало улыбку у Казуи – Джин основательно подготовился к свиданию. Поскольку берег являлся естественным образованием из скалы, то был ужасно неровным. Здесь были два сделанных человеческими руками моста, соединяющих берег. На краю, множество пожилых людей сидели и наслаждались береговой рыбалкой, а маленькие дети бегали вокруг позади них, заглядывая в маленькие пруды и наблюдая за жизнью морских обитателей.
«Похоже, я обманул тебя…Это не океан, это залив», признался Джин, смотря в глубь воды. Под солнцем, вода светилась цветом голубого кобальта, встречаясь с синим небом с маленькими проплывающими облачками.
«Все в порядке…Это красиво..», по-детски улыбнулся Казуя, опускаясь на колени, чтобы заглянуть в прорубь, выглядевшую большой лужей в скале, под ногами. «Джин, смотри, маленький омар!» показал он в восторге.
Джин прикрыл рот ладонью, чтобы приглушить смех, «Казуя, я не думаю, что это омар. Выглядит больше, как креветка». После исследования берега в течение часа Казуя нашел крошечного двустворчатого моллюска в воде и даже нескольких на скале, прямо под ногами, и Джину пришлось утащить Казую подальше от берега Чигога, пока парень не прыгнул в воду в своих тщетных попытках. Крепко сжимая руки, они не спеша прогуливались по тропинке и пришли на самый верх, где стоял маленький огороженный храм с колоколом. Когда они прибыли туда, увидели пожилую пару, смущенно смеющуюся и читавшую памятные надписи. Казуя смущенно взглянул на Джина, удивляясь, почему они здесь.
«Это место известно как Холм влюбленных. Много лет назад, здесь обитал злобный пятиглавый дракон, живущий около залива. Дракон вызывал оползни и поливал город огненным дождем. Чтобы успокоить его, жители приносили ужасную жертву в виде кричащего младенца. Однажды, неземная девушка пришла от имени страдающих жителей. Дракон полюбил ее с первого взгляда и попросил стать его невестой, но она отказалась выйти замуж за подобного злодея, кто шлет невзгоды на неповинных людей. Несмотря на огромное желание, он дал обещание девушке, что искупит свои грехи защитой деревни – этим они были связаны. Этот небольшой храм был воздвигнут драконом и девушкой. Он словно говорит, что влюбленные, позвонившие в колокол, никогда не расстанутся», объяснил Джин с гордой улыбкой от своих знаний. Он нашел комикс об этой легенде, пока искал информацию об Эносиме и привел сюда Казую в надежде, что они не расстанутся даже после операции.
Казуя чувствовал свое вспыхнувшее лицо, и его рука нервно сжала руку Джина еще крепче. «Я…твой возлюбленный?» неуверенно спросил он. Хотя Коки всегда дразнил, что Джин его парень, Джин никогда не определял их отношения. Ему нравилось думать, что ты целуешь только тех, кого любишь, но Казуя знал, что он мало, что знает о любви и отношениях, особенно слушая разговоры Коки о его девушках и том, чем они занимаются за закрытыми дверями.
Увидев, что пара ушла, Джин потянул парня на платформу и немного нервно улыбнулся ему, доставая из кармана небольшую коробочку и передавая ее молодому человеку. Казуя неохотно открыл длинный футляр, и его глаза широко распахнулись, увидев, что было внутри – красивый серебряный браслет от Tiffany&Co.с гравировкой заклинания, означающего вечную любовь, на замочке. Бережно вынув браслет из футляра, Джин застегнул его на тонком запястье Казуи.
«Хочешь ли ты меня в качестве твоего возлюбленного?» слегка смущаясь, спросил Джин.
Так же смущенно улыбнувшись, Казуя привстал, чтобы обнять его. «Если позволишь быть твоим», ответил он, светясь от счастья. Успокоенный ответом Казуи, Джин крепко сжал его в объятиях и лишь потом отпустил.
Вдвоем они дотянулись до троса колокола и громко позвонили, с одинаковыми сияющими улыбками на лицах в надежде на совместное будущее. Перед тем, как уйти, Казуя заметил, что изгородь, окружавшая колокол, была увешана замочками и торопливо пошел в магазин сувениров, чтобы приобрести красный замок в виде сердца. Нацарапав на нем «Аканиши Джин и Каменаши Казуя», он написал желание, чтобы Джин всегда оставался счастливым, неважно, что с ним случится в будущем. Улыбаясь от своего искреннего желания, Казуя закрепил замочек на ограде и весело вернулся к Джину, беря его за предложенную руку.
По пути к парковке, а шли они другой дорогой, был легкий спуск и можно было без труда добраться и без эскалатора, они прошли через множество магазинчиков и лавок. Соблазненный мороженым в пластиковом стаканчике на дисплее, Казуя решил попробовать мороженое с кунжутом и съесть по дороге. Джин, со своей стороны, зашел в магазин сувениров, в следующую дверь. Лизнув мороженое, Казуя вернулся обратно, визжа от восторга от вида шнурков для сотового телефона с маленькими цветными висячими замочками, похожих на тот, где он написал заклинание. Джин тут же купил пару шнурков разного цвета – Казуе отдал розовый, себе взял голубой. Радуясь за памятный подарок, Казуя без промедления схватил мобильный Джина и прицепил шнурок.
Трасса была переполнена возвращающимися в Шибую – все же был канун Рождества – и Джин посматривал на часы на приборной доске, опасаясь, что он может не успеть к церемонии закрытия вовремя. Добираться до Yoyogi было около полутора часов, а с таким движением мог прибавиться и еще час. Вздохнув от безвыходности ситуации и наблюдая, с каким трудом продвигаются машины, он взглянул на Казую и заметил, что парень начинает хвататься за грудь.
«Казуя…Все в порядке?»
Не в силах ответить из-за прерывавшегося дыхания, Казуя расстегнул свой кулон дрожащими руками и достал оттуда нитроглицерин. Джин стремительно протянул ему бутылку с водой, запасенной с утра, наблюдая с беспокойством, как Казуя глотает таблетку. Казуя пытался выровнять дыхание – хотя таблетка произвела свое действие, принеся облегчение, он все еще задыхался.
«Казуя?» звал в панике Джин, замечая, что приступ не проходит.
«Джин…», силился прошептать Казуя, левой рукой пытаясь открыть дверцу. Он пытался сохранить сознание, но бешеный звук его имени становился все дальше и дальше. «Черт», выругался Джин, тревожно читая дорожные знаки, чтобы определить их текущее положение. Поняв наконец, где он ехал, Джин весьма неосторожно перестроился в соседний ряд, выжимая скорость до максимума, собираясь повернуть на следующем повороте. Ударив по тормозам, когда загорелся красный, Джин вытащил сотовый и набрал номер отца. «Черт, отвечай!» повторял он, набирая номер снова и снова.
«Отец! Казуя…он мой друг, у него приступ. Да, сердечный приступ, он принял нитроглицерин, но все еще дышит с трудом и потерял сознание. Выглядит болезненно…и…я в пяти минутах езды от больницы. Пульс?» Джин дотянулся до запястья Казуи и положил два пальца, с другой стороны надавливая большим, чтобы проверить пульс. «Прощупывается, Но я с трудом чувствую его…Отец, пожалуйста…Он…я приеду прямо сейчас». Кинув телефон на колени, Джин быстро повернул на дорогу к госпиталю. Сбросив скорость для парковки и остановившись, он открыл дверь, даже не заботясь о том, чтобы заглушить двигатель, и выскочил из автомобиля.
«Джин!» его отец спешил из стеклянных дверей больницы. Бригада скорой помощи была в готовности и ждала на улице, там где обычно стоят машины. Работники поспешно помогли Джину вытащить Казую и положить на носилки.
«Пульс очень низкий!» прокричал врач остальной команде, а медсестры повезли Казую в больницу.
Джин схватил отца за воротник, потрясывая его от отчаяния: «Пожалуйста…Пожалуйста, спаси Казую…Я никогда больше ничего не попрошу…Просто спаси…» продолжал он, слезы катились по щекам. Он опустился на пол. Никогда прежде не видев сына в таком состоянии, отец Джина, Хитоши, даже не знал, что делать. Он сожалел, что не проводил с сыном больше времени в детстве и не был рядом, когда возможно был ему нужен. Решительно похлопав сына по спине, Хитоши помог ему подняться и ушел в больницу, в то же время послав медсестру из приемной припарковать машину Джина в положенном месте, чтобы автомобиль не загораживал дорогу машинам скорой помощи. Убедившись, что сестра ушла, Хитоши попытался отвести сына в зал ожидания отделения операционной. Поддерживая его за плечо и усадив на скамью, Хитоши вздохнул от состояния шока, в котором находился Джин. «Джин…Мы постараемся и сделаем все, что в наших силах, чтобы спасти его», пообещал он, прежде чем уйти в операционную.
Мертвая тишина повисла в затемненном зале ожидания, и Джин время от времени посматривал на сигнал операционной, обхватив голову руками. Он все еще чувствовал себя как в тумане от внезапного поворота событий, и он даже не знал, сколько времени уже, громко всхлипывая, сидел в одинокой комнате, пока мелодия «Сейшун Амиго» не заполнила тишину. Безжизненно Джин достал сотовый из кармана.
«Джин, где ты? Церемония закрытия начинается!» отчаянно кричал Пи на другом конце мобильного. Он и Ре прибыли и уже обежали весь стадион в поисках Джина, позже осознав, что его вещей даже не было в ячейке шкафа. Джин имел постоянную привычку опаздывать, но они знали, что даже Джин не опоздает настолько, когда знал, какое важное сегодня событие.
«Казуя…» хрипло выдавил Джин, «Он…он в больнице. Я…» не имея сил произнести еще хоть слово, он безвольно отключил мобильный, кидая его назад.
«Где он, черт возьми?» сердито ворчал Ре, «Он призер! Он должен быть здесь, он обязан!»
«Каме-тян в больнице…» пробормотал Пи больше себе, нежели Ре, закусывая нижнюю губу, пытаясь придумать, что он может сделать, чтобы помочь лучшему другу, зная, как серьезны последствия для медалиста, пропустившего церемонию. Он решительно понесся к ближайшему официальному лицу объяснить ситуацию, в надежде, что комитет поймет. Ему было все равно, как долго ему придется молить не наказывать Джина или как сильно они будут ругаться из-за его отсутствия.
Каме-тян, пожалуйста, пусть с тобой все будет хорошо…ради Джина.
«Казуя», всхлипнул Джин, утирая ручейки слез, катящихся по лицу, рукавом куртки. Свободная рука задержалась на шнурке сотового телефона, который он купил в паре с Казуей лишь час назад.
«Казуя!» Джин поднял взгляд на голос. Мать Казуи подбежала к операционной и остановилась лишь перед дверями, совершенно выдохшаяся. Медленно поднявшись, Джин поклонился с извинениями, «Я…»
Аяко заставила себя мягко улыбнуться, ее глаза застилали слезы невыразимой печали. «Это не твоя вина…Казуя…у него слабое сердце, он всегда…» всхлипнула она, закрывая лицо ладонями. Джин закусил нижнюю губу от невозможности найти слова утешения этой женщине – он знал, она чувствовала ответственность за болезнь Казуи, когда на это не было причин. Минутой позже, подошел ее муж, поставивший машину, и Джин поклонился также и ему, а затем опять опустился на скамью. Родители Казуи присели на скамью напротив, и зал ожидания опять погрузился в тишину. Джин сжимал сотовый в сцепленных руках, молясь, чтобы Казуя поправился и очнулся с улыбкой на лице, что так сильно любил Джин.
«Казуя…Он всегда говорил о тебе», с нежностью произнесла мать Казуи, слезы были в ее глазах, когда она смотрела на парня, к которому так сильно привязался ее сын. «Знаешь, у него есть альбом с газетными статьями и интервью из журналов, где есть ты…» Джин промолчал, лишь сжав сотовый еще крепче.
«Я никогда не видела его таким счастливым, как утром, когда ты забрал его…Я спросила, куда вы собираетесь, и он ответил, что ты отвезешь его к океану. Океан, зимой…Такой ребенок», она тихо рассмеялась с нежностью, «Но Казуя также сказал…Ему все равно, куда идти…лишь бы там был ты». Она смахнула вновь заструившиеся слезы, и муж обнял ее крепче за плечи. «Я думаю…ты был причиной, что Казуя начал двигаться вперед», признала Аяко – ведь как мать, она могла сказать, каким особенным является Джин для ее сына. У нее было смутное чувство, что из-за него Казуя решился на операцию, и если бы они согласились с этим раньше, возможно, их сын бы не находился сейчас в реанимации.
Одна за другой, горячие слезы катились по его щекам, и Джин сжал зубы от досады на себя, от своей беспомощности. Он не мог облегчить боль Казуи, мог лишь смотреть на его страдания прямо перед глазами, так же было и с его матерью. Хотя его отец был ведущим хирургом больницы, у Джина никогда не было цели пойти по его стопам и стать врачом. Отец никогда не заставлял его продолжить дело, как поступали другие со своими детьми. Хотя с оценками Джина, он мог бы окончить медицинский институт годам к пятидесяти, да и его отец знал, что Джин больше любит мать и предпочтет фигурное катание до конца своей жизни. Джин никогда не хотел так страстно стать врачом, как сейчас. Поскольку отец был кардиологом и сердечно-сосудистым хирургом, а его мать имела слабое сердце, Джин знал все о признаках, методах лечения, лекарствах и принятии пищи, но не больше. Он не мог сделать ничего, чтобы облегчить боль.
Казуя…Прошу, останься со мной.
«Где..я?» пробормотал невнятно Казуя, потирая рукой тяжелые веки. Лучи света слепили его, и невозможно было что-то разглядеть кроме сияющего света. Между его бровями пролегли складки, губы сжались в абсолютном смятении. Тени медленно вставали перед ним, кружась, словно в танце ветра, складываясь в знакомую фигуру.
«Джин?» отчаянно выкрикнул он. Джин стоял на коленях, спиной к нему, руки сложены в молитве.
Я не знаю, что буду делать без тебя…Пожалуйста.
«Джин!» пытался крикнуть он снова, но Джин не обернулся и не сдвинулся ни на шаг. Его широкая спина выглядела дрожащей, и Казуя понял, что он плачет. Он поспешил к нему, но как бы широко ни он шагал, расстояние между ними не сокращалось. Безотчетно он увеличил скорость, и наконец побежал к парню. И хотя бег не утомлял его, дистанция становилась все больше. Поняв это, Казуя внезапно остановился, боясь, что Джин вовсе исчезнет и оставит его одного. Слезы уныния собирались в его глазах и медленно падали на пол. Он утирал их дрожащими руками, но не мог остановить всхлипы. «Джин…» крикнул он снова. Он чувствовал невидимый барьер между ними и все, что знал Казуя, это то, что он хотел быть там, где Джин, не здесь - где бы он ни был.
«Вы оба редкие люди», нежный смех прозвенел за ним, словно крохотные колокольчики на ленточке, вызванивающие чудесную мелодию, а мягкий, обдувающий ветер помогал им.
Казуя поспешно вытер слезы, перед тем как обвиняюще посмотреть на загадочную женщину, словно она была виновата в том, что он застрял здесь, в такой дали от любимого Джина. Незнакомка сияла утонченной красотой, которой никогда ранее не видел Казуя, даже по телевизору. Ее цвет лица был поблескивающий, почти сияющий в свете, и ее мягкие, теплые карие глаза были заманчивы и сияли скрытой мудростью, на ее безупречной формы губах играла озорная радостная улыбка. Одета она была, словно принцесса из древней Японии из исторических книг, в белое платье с розовой накидкой, элегантно развевавшейся за ее спиной.
«Твоя чистая, настоящая любовь к другому…то, что Гозурю(7) и я не видели уже сотни лет», дивно рассмеялась она, кажется, довольная им.
«Гозурю?» Казуя надул губы пытаясь усвоить эти таинственные слова, вылетавшие из уст незнакомки. Дракон из Эносимы?
«Юноша, знаешь ли ты, что пожелал твой возлюбленный?» спросила она, наклонив слегка голову, терпеливо ожидая ответа.
«Джин…» размышлял Казуя про себя, что же мог написать Джин на розовой табличке, что скрыл от него почти смущенно. Что-нибудь глупо-сентиментальное? «Мм…чтобы наша любовь была вечной?» предположил он неуверенно. Хотя Казуе было известно, что временами Джин мог читать его, словно открытую книгу, он не мог делать того же. Он никогда не знал, о чем думает парень.
«Нет…Твой возлюбленный пожелал твоего здоровья в надежде, что ты никогда не покинешь его, даже если будешь между жизнью и смертью», поведала она, ее улыбка становилась все шире от разочарования, отразившегося на лице Казуи за неверную догадку. «Его непоколебимая вера в любовь к тебе настолько сильна, что будет противостоять всем проблемам в будущем, что могут возникнуть в ваших отношениях – это покорило меня».
«Любовь добровольна…Неважно, как сильно ты будешь молиться, даже Боги не в силах изменить любовь людей к кому-либо. Я не могу даровать вечную любовь – для этого нет причин», объяснила она, не обращая внимания на весьма редкие случаи девичьих молитв с безответной любовью. Эти случаи не были в ее власти, но эти женщины получили уверенность через свои желания.
«Но твой возлюбленный верит в силу твоей любви и в то, что препятствием между вами может быть лишь твой недуг».
Отведя взгляд на густой туман, расползающийся под ногами, Казуя сжал руки в кулаки так сильно, что они словно онемели. Он почувствовал себя таким беспомощным от того, что постоянно беспокоил и обременял Джина со своей хронической болезнью.
«Мой муж, со своей стороны, был поражен целомудренностью в отношении возлюбленного, и твоим беззаветным желанием его счастья в случае, если ты не выживешь после операции», она наблюдала за бессчетным количеством мужчин и женщин, посещавших ее храм, включая людей с различными болезнями. Большинство из них желали, чтобы возлюбленные не забывали их, зная, что эгоистичные пожелания лягут грузом на любимых. Она знала, как тяжела мысль о том, что их забудут – она читала смятение в их сердцах. Ее муж был удивлен искренностью Каменаши Казуи и его желанием от всего сердца счастья своему возлюбленному, неважно, как трудно бы было ему самому наблюдать за ним после смерти.
«Любовь, что ты чувствуешь к другому, кажется, не имеет границ», произнесла она довольно. «Одаренные, но и здесь нет гарантии вечной любви…»
«Нам не нужны гарантии, я верю в Джина», произнес уверенно Казуя. Однажды в далеком будущем, даже если Джин предаст его доверие, он не сможет перестать верить в Джина или жалеть о своей сильной любви к нему, «У меня сомнений в своих чувствах».
Загадочная девушка улыбнулась неземной улыбкой, одобряя, и свет, окружающий Казую, становился ярче и ярче. Таким ярким, что ничего вокруг не было видно, даже его самого.
Внезапно красная лампа операционной вспыхнула, извещая об окончании операции, происходившей внутри. Нервно встав со своего места, Джин многострадально ожидал прямо перед дверями операционной. Его сердце бешено колотилось, вызывая боль. Медленно автоматическая дверь раздвинулась, и его отец вышел оттуда, строго смотря на него.
«Джин…» он развязал маску с лица так, что она оказалась на шее. «Состояние Казуи-куна стабилизировалось. Больше нет опасения за его жизнь, но он еще побудет в палате интенсивной терапии, мы понаблюдаем за ним, ради предосторожности».
Все мышцы тела немедленно ослабли, и Джин почти упал на пол от облегчения. Джин крепко обнял отца, сдерживаемые слезы полились из глаз, «Спасибо…» Хитоши застыл от редкого проявления любви у сына, но понимающе кивнул. Похлопав сына по спине, Хитоши подошел к паре, которая, как он предполагал, была родителями Казуи, сообщить о текущем состоянии их сына. Джин уважительно поклонился им, стоя в стороне, затем медленно пошел в отделение интенсивной терапии, ведомый медсестрой, которая любезно отвела его туда, где находился Казуя.
Устало, но с любовью, улыбнувшись Казуе, Джин сел на кресло, найденное для него сестрой, и подкатил его к кровати. Нежно дотянувшись до молодого человека, Джин ласково провел пальцами по его щекам, облегченно почувствовав тепло. Примерно через десять минут, после подписания всех необходимых бумаг для госпитализации Казуи, его родители были персонально проведены доктором Аканиши в палату интенсивной терапии проведать сына. Тихо подойдя к кровати, трое родителей лишь улыбнулись развернувшейся перед ними картине. Смертельно устав от переживаний этого вечера, Джин уснул рядом с кроватью, положив голову на скрещенные руки и прижавшись к плечу Казуи. Аяко тепло улыбнулась мужу, и пара бесшумно покинула палату забрать вещи Казуи, которые понадобятся ему, когда он придет в сознание, веря, что Джин позаботиться об их драгоценном сыне в их отсутствие.
«Мм…», открыв тяжелые веки, Казуя моргнул несколько раз, пока его глаза не привыкли к солнечному свету. Руки были слишком слабы, чтобы поднять их глазам и потереть. Рассматривая невозможно белый потолок, он смутно удивился, где же он. Медленно повернув голову налево, Казуя пытался определить свое местонахождение. Когда глаза его остановились на Джине, уютно спавшем рядом с ним, он осознал, что в больнице. Заставив себя постепенно поднять руку, Казуя опустил ее на голову Джина, переплетая тонкие пальцы с мягкими волосами, лаская парня, которого любил.
«Хмм?» простонал сонно Джин, с трудом открывая глаза и зажмуривая снова от солнечного света, и вновь простонал. Понемногу сознание просыпалось и он внезапно почувствовал руку, ласкавшую его волосы. Он удивленно поднял голову: «Казуя!»
«Дж..ин», произнес так внятно, как мог, Казуя, голос его был хриплым.
«Держись, я позову сестер», сказал Джин, поспешно выбегая из палаты.
Резко почувствовав одиночество от потери тепла, Казуя желал лишь скорого возвращения любимого, но вместо Джина вошел доктор. Он показался ему мужчиной около сорока лет, но Казуя чувствовал, что доктор симпатичен ему. Он не мог понять это чувство, но врач, несмотря на строгое выражение лица, имел некое очарование.
«Как ты себя чувствуешь?» спросил он внезапно, легкая улыбка тронула его губы, пока он распахивал больничный халат, чтобы послушать сердце стетоскопом. Казуя почти дрожал, покрывшись гусиной кожей от ощущения холодного металла на коже.
«Слабость…» ответил Казуя с трудом. Он никогда не был в хороших отношениях с врачами – слишком часто он с ними сталкивался на протяжении всей своей жизни.
«Ты должен остаться в больнице еще пару дней до того, как мы выпишем тебя, но, похоже, палату интенсивной терапии тебе можно покинуть и сегодня», сообщил доктор, кладя амбулаторную карту в конверте на стойку кровати.
Казуя молча кивнул, и доктор повернулся, чтобы уйти, но внезапно остановился, «Казуя-кун…Спасибо. Спасибо, что выжил». Не имея ни малейшей догадки, почему его благодарят – ведь он единственный, кто должен благодарить за спасение жизни, Казуя открыл рот, чтобы спросить, но внезапно громко распахнулась дверь.
Джин поспешно вошел в палату, вздрогнув от созданного им шума. «Отец, где ключи от машины? Старшая сестра сказала, что вернула их тебе!» он обвиняюще смотрел на отца, пославшего его на эту охоту за ключами.
«Это твое наказание за то, что припарковал машину напротив выезда машин скорой помощи. Ты можешь вечером пойти пешком домой», невозмутимо ответил Хитоши, хотя уголки его губ ползли вверх от желания рассмеяться от выражения на лице Джина.
«Что?» Джин почти кричал, когда отец предложил ему идти домой пешком. Даже на поезде было далеко до дома, а так это займет часы! «Ты единственный, кто утащил меня в больницу, я даже не успел поставить машину!» сердился он, надеясь, что отец изменит мнение и просто вернет ему ключи.
«Ты единственный, кто рыдал на земле «Казуя», отрезал отец, получив от сына убийственный взгляд. Хитоши усмехнулся про себя, вспомнив, что не видел подобного Джина со средней школы. И выражение его совсем не изменилось с тех пор, когда он был маленьким мальчиком.
«Отеееец!» по-детски протянул Джин, его щеки вспыхнули от смущающего заявления. Бросив беспокойный взгляд на Казую, он раздумывал, слышал ли он слова отца, а потом опять пристально посмотрел на своего дьявольского родителя. «Моя машина!» потребовал он, словно хотел скрыть свое смущение.
«Мы сможем поговорить о машине завтра за ланчем…» Хитоши внезапно подвел итог, его сын мог либо идти пешком, либо на поезде, либо ждать, пока он закончит работу и ехать с ним. Джин все равно не возражал провести целый день с Казуей-куном.
«Ланч?» уточнил Джин, пытаясь скрыть возбуждение в голосе от перспективы обедать с отцом, когда он так давно его не видел. «Если ты нарушишь обещание, я заберу машину и двойное пособие», сердился он совсем по-детски, хотя Казуя мог видеть широкую улыбку его отца, даже со своей кровати. Хитоши скрыл улыбку – это был лучший способ заставить Джина выполнить обещания. Мизинец Джина переплелся с мизинцем отца – так отец и сын обещали друг другу, что их ланч состоится на следующий день, а затем Хитоши окончательно покинул палату.
«Он твой отец?» спросил Казуя, когда Джин вернулся к нему. Джин кивнул с гордой улыбкой на губах. Казуя понял, почему он чувствовал симпатию к доктору. Он слегка напоминал ему Джина. Он мягко улыбнулся, поняв, почему врач поблагодарил его, но Казуя чувствовал, что отец Джина понял все неверно. Он должен был благодарить его, не только за спасение жизни и впоследствии за возможность остаться рядом с Джином, но и за то, что имел такого сына, так как Казуя не смог бы понять, где был бы без него. Наслаждаясь присутствием друг друга, пара сохраняла молчание, обожающе улыбаясь друг другу, пока одна из сестер не пришла поменять капельницу Казуе.
«Богиня Эносимы была неземной девушкой из легенд о Гозурю», внезапно произнес Казуя, вспоминая свой сон, который смутно казался ему вовсе не фантазией.
«Богиня?» Джин вскинул удивленно брови. После нескольких минут серьезного раздумья, что Казуя начал очаровательно дуться на него недовольно, что он не понимает его, Джин понял, что Казуя говорит о богине, обязанной выполнить его желание. Он смутно вспомнил, что читал что-то о Богине из Эносимы на розовой табличке. «Так что о Богине из Эносимы?»
«Я думаю…Богиня Эносимы дала нам свое благословение».
«Казуя, что ты…»
«Она открыла мне твое желание о моем здоровье, чтобы я не покинул тебя даже после смерти», объяснял понемногу Казуя, смущенно улыбаясь от заботы о нем Джина.
Глаза Джина распахнулись от удивления, «Как…» Как Казуя мог узнать о его желании, когда он лично удостоверился, что парень не видел написанного на табличке, использовав разницу в росте как преимущество? Это было невозможно.
Они молчали вдвоем, пока Джин старался переварить то, что объяснил Казуя. Чуть позже, однако, Джин целомудренно поцеловал парня в губы, «Тогда мы должны посетить Эносиму и поблагодарить ее за благословение…Ты ведь по-прежнему хочешь посмотреть башню, не так ли?»
Казуя слегка кивнул. Джин расцвел ослепительной улыбкой, любовно поглаживая его по голове, «Давай навестим Эносиму вместе, как только тебя выпишут из больницы». Парень кивнул, в ожидании будущего свидания.
«Джин?» неуверенно прошептал он, потупившись и смотря на колени.
«Мм?» отвлеченно ответил Джин, его пальцы расчесывали мягкие пряди Казуи. Ему нравилось пробегать пальцами по волосам парня, к тому же он заметил, что на него это действует успокаивающе.
«Я люблю тебя…» смущенно пробормотал Казуя, все еще не поднимая лица, не в силах встретиться с глазами Джина.
Пальцы Джина замерли удивленно от внезапного признания, а затем парень просиял. «Я тоже люблю тебя», прошептал Джин ему на ухо, обняв парня за плечи.
«Я боялся…что не смогу сказать тебе этого», признал Казуя волнуясь. В машине Джина, когда он начал медленно терять сознание и уже подумал, что умирает, его последней мыслью было то, что он так и не сказал Джину, что любит его.
«Казуя…» Джин произнес имя возлюбленного с любовью, обнимая парня за шею и зарывая лицо в его волосы. «Спасибо…что остался со мной», поблагодарил он от всего сердца, не в силах даже подумать о потере Казуи навсегда. «Я люблю тебя».
The end.
(6) Арка синтоистского храма.
(7) Пишется как 五頭龍 (Gozuryu), имеется ввиду пятиглавый дракон Эносимы, который воздвиг храм на Холме Возлюбленных.